Девятый час; уж темно; близ заставы
Чернеют рядом старых пять домов,
Забор кругом. Высокий худощавый
Привратник на завалине готов

Уснуть; дождя не будет, небо ясно, —
Весь город спит. Он долго ждал напрасно;
Темны все окна — блещут только два —
И там — чем не богата ты, Москва!

Но, чу! — к воротам кто-то подъезжает.
Лихие дрожки, кучер с бородой
Широкой, кони черные.
Слезает, Одет плащом, проказник молодой;

Скрыпит за ним калитка; под ногами
Стучат, колеблясь, доски. (Между нами
Скажу я, он ничей не прервал сон.)
Дверь отворилась, — свечка. Кто тут? — Он..

Его узнала дева молодая,
Снимает плащ и в комнату ведет;
В шандале медном тускло догорая,
Свеча на них свой луч последний льет,

И на кровать с высокою периной
И на стену с лубошною картиной;
А в зеркале с противной стороны
Два юные лица отражены.

Она была прекрасна, как мечтанье
Ребенка под светилом южных стран.
Что красота? — ужель одно названье?
Иль грудь высокая и гибкий стан,

Или большие очи? — но порою
Все это не зовем мы красотою:
Уста без слов — любить никто не мог,
Взор без огня — без запаха цветок!

Она была свежа, как розы Леля,
Она была похожа на портрет
Мадонны — и мадонны Рафаэля;
И вряд ли было ей осьмнадцать лет:

Лишь святости черты не выражали.
Глаза огнем неистовым пылали,
И грудь, волнуясь, поцелуй звала —
Он был не папа — а она была...

Ну что же? — просто дева молодая —
Которой все богатство — красота!..
И впрочем, замуж выйти не желая,
Что было ей таить свои лета? —

Она притворства хитрости не знала
И в этом лишь другим не подражала!..
Не все ль равно? — любить не ставит в грех
Та одного, та многих — эта всех!

Я с женщиною делаю условье
Пред тем, чтобы насытить страсть мою:
Всего нужней, во-первых, мне здоровье,
А во-вторых, я мешкать не люблю;

Так поступил Парни питомец нежный:
Он снял сюртук, сел на постель небрежно,
Поцеловал, лукаво посмотрел —
И тотчас раздеваться ей велел!