Киев

Лапы елок, лапки, лапушки...
Все в снегу, а теплые какие!
Будто в гости к старой, старой бабушке
Я вчера приехал в Киев.

Вот стою на горке на Владилгарской,
Ширь во-всю — не вымчать и перу!
Так когда-то, рассиявшись в выморозки,
Киевскую Русь оглядывал Перун.

А потом — когда и кто, не помню толком,
Только знаю, что сюда вот по льду,
Да и по воде, в порогах, волоком —
Шли с дарами к Диру и Аскольду.

Дальше било солнце куполам в литавры.
— На колени, Русь! Согнись и стой. —
До сегодня нас Владимир гонит в лавры.
Плеть креста сжимает каменный святой.

Шли из мест таких, которых нету глуше, —
Прадеды, прапрадеды и пра пра пра!..
Много всяческих кровавых безделушек
Здесь у бабушки моей по берегам Днепра.

Был убит и снова встал Столыпин,
Памятником встал, вложивши пальцы в китель.
Снова был убит, и вновь дрожали липы
От пальбы двенадцати правительств.

А теперь встают с Подола дымы,
Киевская грудь гудит, котлами грета.
Не святой уже — другой, земной Владимир
Крестит нас железом и огнем декретов.

Даже чуть зарусофильствовал от этой шири!
Русофильство, да другого сорта.
Вот моя рабочая страна, одна в огромном мире.
— Эй! Пуанкаре! возьми нас?.. Черта!

Пусть еще последний, старый батька
Содрогает плачем лавры звонницы.
Пусть еще врезается с Крещатика
Волчий вой: «Даю-беру червонцы!»

Наша сила — правда, ваша — лаврьи звоны.
Ваша — дым кадильный, наша — фабрик дым.
Ваша мощь — червонец, наша — стяг червонный.
— Мы возьмем, займем и победим.

Здравствуй и прощай, седая бабушка!
Уходи с пути! скорее! ну-ка!
Умирай, старуха, спекулянтка, набожка.
Мы идем — ватага юных внуков!